После возвращения из медучреждения на теле мальчика были найдены характерные травмы.
В программу «Партия праведного гнева» (ведущие — юрист Екатерина Гордон и редактор «Блокнот.ру» Дмитрий Носков) обратились родители детей-инвалидов с умственными отклонениями, рассказавшие об ужасах, которые творятся в Центральной клинической психиатрической больнице Московской области (ЦКПБ), что в посёлке Медное-Власово (Московская область).
Анна (все имена и фамилии изменены, — прим. авт.) – мама особенного ребёнка. Рассказывает, что в январе отвезла Павла в Медное-Власово, потому что не могла с ним справиться. Мальчик страдает аутизмом. Врачи решили, что он должен провести в стационаре 24 дня.
В этой психиатрической лечебнице пациенты разного возраста: и взрослые, и дети. Среди совсем маленьких — много сирот и отказников. Тех, кто не может ни пожаловаться, ни постоять за себя.
Психиатрическая больница в поселке Медное-Власово
По словам Анны, после выписки Паша вёл себя немного подозрительно – не так как обычно. Публикуем рассказ Анны (аудио имеется в распоряжении редакции):
«Паша три раза просился в ванну, сидел там по полчаса, стеклянный взгляд. На следующий день, когда попросил ему помочь в туалете (ребёнок не может сам себя обслуживать, — прим. авт.), то я увидела гематому вокруг анальной области, кровоподтёки и увеличение сфинктера.
Позвонила 112 – спросила: что делать? Направили в полицию, там как-то усмехнулись: мол, ударился, наверное. Сказали обращаться к медикам. Поехали в приемный покой в травмпункт по месту жительства. Там сказали, что у них нет лицензии на детей – нужно ехать в ЦРБ Пушкино, где ребенка посмотрели хирург и травматолог. Павел вел себя спокойно, адекватно воспринял эти процедуры, так как до этого был уже там и понимал, что никто ему ничего плохого не сделает. Дал себя нормально посмотреть. Травматолог и хирург дали заключение: гематома анальной области. Знакомый юрист помог составить заявление в полицию. В отделении полиции Щелково меня опросили. Затем меня пригласили с ребенком в СК, где были два следователя и психолог.
Следователи спросили: мог себе ребенок сам причинить травмы? Ответила: не мог, потому что все эти годы сама ему попу вытираю, знаю каждую его родинку. А попа, извиняюсь за выражение, растянута. Трещины и гематома. Нас направили в Королев на судмедэкспертизу.
Вот тогда ребенок и дал мне понять ситуацию что на самом деле случилось. Ребенок лежал в отделении больницы и находился в группе, где дети не обслуживают себя. Там беспомощные дети, которые ничего никому не могут в попу вставить. А я крутила в голове: что же случилось?
И вот когда мы зашли на судмедэкспертизу в предбанник, где оформляли документы, то ребенок себя нормально вел, без переживаний. Но когда зашли в процедурный кабинет – замкнутое пространство, кафельные стены, кушетка, кресло. Смотрю – ребенка аж трясет.
Говорю: «Давай, тебя доктор осмотрит», но он боится. Снимаю майку – потому что после больницы у него еще спина оказалась расцарапана. Доктор фиксирует царапины. Дотрагивается, а ребенка как будто током бьет. Закрыл уши, испугался, прижался ко мне. Доктор говорит: «Надевайте кофту». Ребенок облегченно вздыхает. Доктор: «Снимайте штаны, надо на кресло залезть, на осмотр». Когда начала снимать ему штаны – не могу передать весь ужас в глазах своего ребенка. Он плачет, а у него горло все сорвано. Связки сорваны. Он до такой степени до этого наорался, что спустя столько дней осипший-охрипший.
Я его уговариваю: «Паша, пожалуйста, давай, тебя посмотрят, тебе никто ничего плохого не сделает, мы же с тобой на днях были у врачей, там же тебя тоже осмотрели, почему себя так ведешь?» А он: «Мама, мама, нет!» Головой машет. Спрашиваю врача: «Вы видите его состояние?» Отвечает: «Да, вижу, но надо посмотреть». Умоляю сына: «Залезай на кресло, пожалуйста. Там же в больнице другие дети, у которых мамы нет, за которых некому заступиться, сынок, пожалуйста!» Доктор осмотрел и говорит: «Как судмедэксперт лечение выписать не могу, но попу надо лечить, вся анальная область в трещинах, узлы, все воспалено, нужна срочная диагностика, хороший проктолог».
После того как выслушала устные рекомендации от судмедэксперта, то начала искать платных проктологов, чтобы оказать ребенку медицинскую помощь. Столкнулась с тем, что все проктологи-мужчины. Поехали в Москву к проктологу. И такая же картина. Сначала Паша себя вел нормально. Но как открылась дверь, и он увидел замкнутое помещение, кушетку, кресло и человека в медицинском халате, то у него началась дикая истерика, плач. Врач говорит: «Не смогу осмотреть и у вас на руках нет документов – только голословные заявления, ничем вам помочь не могу.
На следующий день поехала в Следственный комитет, умоляла их: «Вы же правоохранители, вы же можете связаться с судмедэкспертом – пусть даст вам в устной форме ответ, что моему ребенку сейчас нужна помощь! Нас врачи боятся, за нас врачи не берутся, не могу ребенку помочь. Следователи сказали: ни с кем связаться не можем, ждите официальные результаты судмедэкспертизы.
Начала искать московских врачей – чтобы сделать колоноскопию под общим наркозом из-за тяжелого психоэмоционального состояния. Нашла. Врачи говорят: «Вы понимаете, что вы юридически сейчас не защищены. Нет заключения судмедэкспертизы. И если мы вас примем, начнем проводить диагностику, то потом на нас спишут – это вы трубкой ему навредили.
11 дней ждала справку судмедэксперта чтобы помочь своему ребенку. Затем ребенку сделали колоноскопию под общим наркозом. Все подтвердилось – внутренние и внешние трещины с учетом того, что прошло 20 дней с момента выписки из больницы. Назначили лечение.
Такое впечатление, что следователи изначально заняли позицию: посмотрим, что будет. Они изъяли запись с камер. И ждали заключение судмедэксперта. Начала звонить на горячую линию СК чтобы записаться на личный прием к Александру Бастрыкину. Хотела, чтобы расследование взяли на особый контроль. Понимала, что следователи не сделали элементарное: у ребенка не взяли смывы. Также я просила отправить ребенка на анализ крови чтобы понять какие препараты ему там давали? Итог: смывы не взяли, на анализ не направили.
Председатель Следственного комитета России Александр Бастрыкин
Когда со мной связались сотрудники Бастрыкина, то началось движение. Мне начали звонить следователи: зачем вы на нас жалуетесь? Ответила им: не жалуюсь, а хочу помочь своему ребенку и детдомовским детям, которые лежат в этой больнице и за них некому заступиться.
Затем меня пригласили на прием в подмосковное ГСУ СК РФ Александру Старикову. Там было много людей, опрос снимали на камеру. Сказала: «Боюсь, что это дело замнут. Это произошло не на улице, а в больнице – структуре Минздрава. Понимаю, что всеми правдами и неправдами это дело хотят замять. Понимаю, что иду против системы». Затем следователи отчитывались что они сделали. И сам Стариков задал вопрос: «А где смывы? Где результаты анализов, которые просила мама?» Справедливости ради, отмечу, что позже следователи взяли волосы Паши на глубокий анализ и направили ходатайство в специальный центр для реабилитации ребенка – спасибо за это большое!
Меня страшно беспокоит мысль: в той же больнице очень много брошенных детей лежит. Врачи сказали, что очень много детдомовских детей лежат на «постоянной основе». Месяц ребенок лежит, его выписывают, он возвращается в детдом и через 2-3 дня его вышвыривают обратно в эту больницу: мол, мы с ним не справляемся, лечите дальше. По сути, детдомовские больные дети нафиг никому не нужны.
Один из кабинетов психиатрической больницы
Я и в прокуратуре говорила: «Умоляю, проверьте детей, они беспомощны и не могут ничего сказать».
Насколько мне известно, следствие все-таки изъяли записи с камеры, но она оказалось одна – в коридоре. Но на камерах ничего не могут найти. Полтергейст какой-то.
В предыдущих госпитализациях у нас была врач-женщина. И все было нормально. А в этот злополучный раз – Роман Л.
Врач Роман Л.
На мой взгляд, руководство больницы ведет себя так, как будто упивается безнаказанностью. Мол, дети-дураки, у них нарушения психики и никто ничего не докажет. Но любой врач скажет – что отделение больницы – это как большая семья. И то, что происходит в одном конце отделения – об этом становится известно на другом. В самых худших предположениях страшно представить масштаб сексуальных преступлений против детей-инвалидов в этой больнице.
Сейчас идет следствие. Понимаю, что следователи ничего не могут найти. Потому что медперсонал врет: они начали говорить, что последнюю неделю у ребенка был запор. Но они не знают, что из-за особенностей организма у него никогда не бывает запоров из-за лактозной недостаточности. У него наоборот недопереваривание и плохое формирование стула. Никогда не было запоров. Они врут даже следователям на ровном месте.
Также удивительны показания врача Романа Л. По его словам, он знал, что ребенка скоро будут выписывать: мол, зачем бы он тогда насиловал, чтобы себя подставлять? Почему-то следователь, как мне показалось, согласился с этой странной логикой.
Ну а самая страшная мысль посетила позже. Когда три недели передавала передачи сыну, то меня и других родителей не пускали в больницу. Нашу машину даже не пускали за ворота больницы. Но там же постоянно видела, как в больницу заезжали и выезжали престижные иномарки с крутыми номерами. Не знаю, что думать, но уже не исключаю, что в этой больнице продавали детей для сексуальных утех богатым педофилам-извращенцам.
Может, поэтому медперсонал ведет себя нагло, врет – потому что у них есть какая-то «большая крыша» со стороны педофилов-извращенцев? Почему остальные медики молчат? Почему им как будто рты позатыкали? Это страшная история, покрытая мраком. Но надо что-то делать. Потому что там дети из детдомов, которые лежат там по 10 месяцев в году и не могут за себя постоять».
В распоряжении «Блокнота» имеются еще свидетельства о насилии над детьми-инвалидами в Центральной клинической психиатрической больницы Московской области (ЦКПБ), что в посёлке Медное-Власово (Московская область), которые будут опубликованы позже.
Нам удалось найти подробности о враче-психиатре Романе Л.
Похоже, у него всё хорошо. Он на свободе. По крайней мере, его аккаунты в социальных сетях активны.
Помимо своей основной работы в Центральной клинической психиатрической больнице Московской области, Роман Л. консультирует пациентов частной клиники «МедиС» в Орехово-Зуево. 21 марта, корреспондент «Блокнота» разговаривал с одним из руководителей этого медучреждения. Мужчина рассказал, что медицинское сообщество Орехово-Зуево в курсе скандала вокруг Романа Л., однако это не повод, чтобы отказываться от его услуг.
«У нас проблема с кадрами, — сказал представитель клиники «МедиС», — мы были бы рады, если бы Роман Л. работал у нас, но, к сожалению, он не соглашается» (аудиозапись беседы есть в распоряжении «Блокнота»).
Редакция издания «Блокнот-Россия» просит главу Следственного комитета РФ Александра Бастрыкина и губернатора Московской области Андрея Воробьева взять расследование сексуальных преступлений против детей-инвалидов под личный контроль.
Как стало известно «Блокноту», по заявлению Анны о «возможном причинении вреда здоровью ребенку» СК Щелково провел проверку и возбудил уголовное дело по признакам преступления, предусмотренного п. «б» ч.4 ст. 132 УК РФ (Насильственные действия сексуального характера). Виновному грозит лишение свободы от 12 до 20 лет.
